Я обратился с просьбой высказаться к одному из моих однополчан по Щучину, Далляру и к тому же еще и однокашнику упоминаемого по тексту ниже Юрия Синенко.

Получил ответ: «Серега, судить о чем-либо сложно, со слов Синенко одно (командир 882 орап на момент вывода), а очевидцы глаголят совсем другое. Анализируя, сопоставляя с выводом из …ГВ - это хаос, предательство КОРМЧИХ, бездарность генералов, трусость и тупость командиров, добро, что избежали больших жертв, что некоторые ставят себе в заслугу.»

 

Не суди да не судим будешь. По мне дело сейчас не в установлении вины кого-либо из участвовавших в том выводе.

Сохранить историю вывода со слов её участников, чтобы помнили.

Ничего нового в «отдалённости верхов» в ситуациях подобных нет.

Вот почему важно воспитание в каждом офицере личности, а не винтика. Офицера способного самостоятельно принять решение и реализовать его отнюдь не в учебной обстановке, в отсутствии многочисленных начальников, обычно тучей кружащих, когда всё планово, штатно, и мгновенно исчезающих, когда ситуация складывается подобно описываемой ниже.

 

 

 

 

"Красный воин" газета Московского военного округа. 15 августа 1992 год.

 

Всё то, о чём вы сейчас узнаете, было записано на диктофон со слов командира авиационного полка подполковника Ю.Столбинского и его помощника по работе с личным составом майора А.Горбачёва. Их часть была выведена из Шамкирского района Азербайджана на территорию Московского военного округа.

 

 

Начались драматические события вокруг аэродрома 31 мая. В тот день на базу прибыл транспортный самолёт для вывоза около 1000 единиц стрелкового оружия. Загрузка "борта" производилась скрытно, с соблюдением всех мер предосторожности. И, тем не менее, об этом стало известно местным властям. Примерно через час после посадки самолёта аэродром был окружён. Сделать это было не сложно. Рядом с нами дислоцировался 861-й полк вооруженных сил Азербайджана. Прибывшая из этой части группа человек в 150 без особого труда прорвалась к месту стоянки транспорта. Удержать её было нечем: наша база давно уже не располагала достаточным количеством солдат для обеспечения надёжной охраны.

По курсу взлёта азербайджанская сторона установила зенитные установки, снятые с судов бывшей Каспийской флотилии, огневые системы "Град", "Алазань", "Стрела". нас предупредили: при малейшей попытке взлететь будет открыт огонь на поражение.

Вскоре на базу прибыли представители местной власти, командование 861-го полка и даже экстренно вызванный офицер аппарата министерства обороны Азербайджана. Ситуация на аэродроме сложилась такая, что один неверный шаг - и начнется стрельба. Как мы впоследствии узнали, азербайджанская служба безопасности пустила "утку", будто вывозимое нами оружие предназначается для армянских боевиков Нагорного Карабаха. Так что настроена азербайджанская сторона была решительно.

 О случившемся доложили наверх.

Но там почему-то нашу информацию всерьёз не приняли.

Обозвали паникерами.

Тогда мы решили действовать на свой страх и риск.

Предложили сгрузить оружие обратно в склад, опечатать его нашей и азербайджанской печатями, выставить наш караул внутри, а их, если они захотят, за границей поста. Затем доложить обо всем руководству, и уж оно пускай решает, что делать дальше.

Азербайджанцы согласились. Сняли осаду аэродрома. Но установили за нами слежку. Не теряли они времени и с агитацией служивших в полку прапорщиков - азербайджанцев, практически переставших выполнять свои служебные обязанности. Подполковник Исмайлов каждый день собирал их для беседы, суть которых сводилась к одному: русские не сегодня-завтра уйдут, а вы останетесь. Если хотите заслужить доверие своего народа, сделайте для него что-то полезное.

Итогом такой пропаганды стал неприкрытый грабёж аэродрома.

Несмотря на это, мы старались поддерживать уровень натренированности лётчиков. Понимали: рано или поздно, а перегонять самолёты придётся. Вопрос о том, чтобы сделать это скрытно, не стоял. Подготовить незаметно такое количество техники просто невозможно. Тем более, как уже говорил, у азербайджанцев везде были свои "глаза и уши". И все-таки, пусть ненадолго, но нам удалось усыпить их бдительность. 8 июня вечером по ЗАС мы наконец-то получили приказ. Я вызвал всех заместителей на КП, где мы решили замаскировать подготовку техники к перелёту под занятие по боевой подготовке. Наверху нашу идею поддержали и примерно в 7.20 сыграли нам учебную тревогу. До этого времени на базе было спокойно. Я приказал телефонистке никого не соединять с городом без моей команды. Лишь под утро кто-то на машине прорвался в 861-й полк и информировал местные власти, что на аэродроме что-то затевается. К нам сразу же заявилась азербайджанская делегация. Тут-то и пригодилась легенда с занятием по "БГ". С виду-то, в общем, так оно и выглядело. Азербайджанцы клюнули на "БГ", убрались восвояси.

К сожалению, подготовка самолетов к перелёту затянулась. Не хватило технических средств.

 Для перевозки семей и личных вещей военнослужащих нам обещали прислать пять ИЛ-76 с десантниками.

Плюс к этому на аэродром должен был прибыть батальон соседнего полка ВДВ.

Первые самолеты появились в начале двенадцатого. Но десантников в них почему-то не оказалось. К этому времени местные поняли, что на аэродроме полным ходом идет подготовка к выводу, и сразу же активизировали свои действия. Пригрозили открыть огонь на поражение.

И всё же в 16.30 мы начали взлёт.

Первым ушёл с аэродрома я в «спарке» с одним лётчиком.

Следующему экипажу взлететь уже не удалось.

"Взлётку" заблокировали...

 Майор А.Горбачёв: На аэродром прибыли министр обороны Азербайджана Газиев, командование 861-го полка и порядка 800 боевиков.

 Вслед за ними пришли и наши десантники. Вот только повлиять на развитие событий они уже не смогли. Подогнав к базе около 300 грузовиков, азербайджанцы перекрыли нам все пути-дороги.

 Это была лишь прелюдия.

Ну а когда вопрос с отправкой семей решился, они устроили досмотр под маркой поиска оружия, превратившийся в неприкрытый грабёж.

Больше всех досталось людям, улетавшим на третьем самолёте.

У них отбирали всё, что имело какое-либо касательство к радиотехнике, а так же телефоны, одеяла, простыни, подушки, носильные вещи. И самое обидное, мы ничего не могли поделать. Десантники не вмешивались, а наши люди были все разбросаны по наиболее важным объектам.

После отбытия третьего "борта" нам отключили электроэнергию, воду.

А в гарнизоне между тем ещё оставались порядка 10 семей военнослужащих.

В ночь с 9 на 10 июля начался грабёж жилого городка.

 Азербайджанцы взламывали и самостоятельно заселяли квартиры, где раньше жили наши семьи. Вещи и мебель, оставшиеся там, автоматически переходили в их собственность.

 

20 июня я возвратился в полк из России.

Обстановка к тому времени вокруг аэродрома накалилась до предела.

Многие офицеры (особенно украинской и белорусской национальности) отрыто возмущались: "Что мы здесь делаем? Кому служим?"

Я от них ничего не скрывал, и видимо, поэтому они ещё как-то верили мне, сохраняли дисциплину и организованность. Практически каждый день звонил в штаб армии, спрашивал, когда, наконец, решится вопрос.

А от туда только: ждите. Наконец дождались: поступила команда - бросить всю боевую технику, взять с собой только личное оружие, вещи, погрузиться в машины и вместе с десантниками идти на Гянджу.

В 6.00 мы колонной тронулись в путь. Проехали метров 200 и встали.

КПП заблокировано вооруженными людьми, похожими на басмачей.

Говорят: сдавайте объекты аэродрома.

Начали в 9.00, закончили в 18.00.

Казалось бы - всё.

Теперь только одна дорога - домой, в Россию.

Но не тут-то было. Проехали половину пути - вновь остановка.

На дороге группа азербайджанских военных во главе с министром обороны и один из замкомандующих Закавказским военным округом.

Газиев без предисловий накинулся на меня: на каком основании колонна покинула пределы городка?

Где двустороннее соглашение о выводе полка?

Возвращайтесь обратно...

Даже не представляю, чем бы всё это закончилось, если бы наш генерал с грехом пополам не успокоил министра. Газиев сменил гнев на милость.

Начал вдруг уговаривать нас... остаться.

Обещал при этом, что будем мы, мол, есть черную икру, получать "бешеные деньги" в валюте, жить в отдельных коттеджах.

Что и говорить: аппетит приходит во время еды. Сначала стрелковое оружие, затем авиатехника, начинённая суперсовременной аппаратурой и, наконец люди.

Убедившись, что желающих служить под зелёным знаменем пророка среди офицеров полка нет, министр обороны разрешил колонне продолжить движение.

Мы проехали ещё километров 5-6 и вновь остановились.

Замкомандующего округом подозвал меня к себе и говорит: "Прикажи людям сдать оружие".

 

 

Я построил полк и сказал генералу, что такую команду дать не могу. Вы уж сами прикажите. Пока он разговаривал с офицерами, я отошёл в сторону. Больно было смотреть им в глаза. Многие из них от обиды чуть не плакали.

Часам к 9 вечера мы наконец-то добрались до Гянджи. Здесь нас ждали два самолета.

В первый погрузка шла в течение 4 часов. Примерно столько же и во второй.

Причиной тому был очередной досмотр "с пристрастием", учиненный нам азербайджанской стороной.

Как и прежде, искали оружие, а забирали одежду, матрацы, одеяла, подушки... …….

 

Вячеслав Курган:

Спасибо за информацию! Для меня, по крайней мере, срастаются и связываются воедино события по ту и по эту стороны Большого Кавказа. Т.е. по эту сторону - приём полка на зап.аэродромы Сев.Кавказа. Хронометраж событий (с одной стороны известен).

Интересно, каковы мотивация и дальнейшая судьба оставшегося там замполита 2-й аэ (кажется Иванова)? …..

.........

Прочитал сейчас, впервые, ВЫВОД 882 ОРАП, в 1992году.

Последствия этого (бездарного!) вывода Доллярского гарнизона, трудно подсчитать.

Кто виноват, кто прав, кто лукавит, кто приукрашивает, чтобы было, как можно страшнее для тех, кто не принимал непосредственного участия в этих событиях. Кто струсил, а кто, рискуя своей жизнью и жизнью своих близких, выполнял, а кто и не выполнял приказы вышестоящих начальников. Кто, в этот критический момент принимал самостоятельно правильные решения, сообразуясь с быстро меняющейся обстановкой, в соответствии с его функциональными обязанностями, и в соответствии с занимаемыми должностями. Я не могу указать источник, который может подтвердить или опровергнуть, те или иные высказывания, всех участников этих событий, включая Ю. Столбинского. Однако уверен, (нет, мы просто обязаны!), добиться правдивой информации от МО РФ, с предоставлением документов, подтверждающих, объективную необходимость "БЕГСТВА ", 34 Воздушной Армии СССР, с Азербайджана.07.03.09г. Алексей Холоденин.

 

 

Вот и вся история. Удивительная, как и многое из того, что происходит последнее время на 1/6 части суши. И лично у меня она, по меньшей мере, вызывает недоумение. Ведь совсем недавно наши руководители громогласно заявили, что ни один российский военнослужащий, проходящий службу на территории бывших советских республик, не будет дан в обиду.

И вот факт оскорбления россиян, как говорится налицо.

Судя по всему к азербайджанской стороне должны быть приняты какие-то меры.

И что же наши руководители?

А ничего.

В очередной раз продемонстрировали свою беззубость: позволили лишить нас дорогостоящей техники (на аэродроме осталось 16 боевых машин), да ещё поставили под угрозу жизни сотен людей, виноватых лишь в том, что остались преданными своему Отечеству.

Кстати, не мешало бы им, нашим руководителям, подумать теперь о том, как возместить воинам и их семьям понесённый моральный и материальный ущерб. У многих ведь остались там, в Закавказье, не только квартиры, но и вещи, которые они не успели вывезти в результате вывода, больше похожего на эвакуацию.

И вот ещё один штрих, наглядно демонстрирующий то, как "позаботились" об авиаторах этого полка там, наверху.

После вывода в Россию часть подлежит расформированию.

Кое-кто из офицеров полка, воспользовавшись этим, написали рапорт на увольнение из рядов Вооруженных Сил.

Ну а тем, кто хочет служить дальше, предложили на выбор места...в Забайкальском и Дальневосточном военных округах. И это после нескольких лет службы в горячей точке!

 

Старший лейтенант А.Шаров, корреспондент "Красного воина".

Июнь 1992 год "Красная звезда"

. ...

И ещё одно, что и настораживает, и огорчает одновременно,- отсутствие наметок на решение проблем пребывания и вывода российских войск. Или, может быть, это станет ясно, когда наберут силу дипломатические отношения с Россией и подойдет черёд полномасштабного договора? Возможно.

А пока беспредел, творящийся в Азербайджане по отношению к российской армии, достиг видимо апогея.

Захваты вооружения и техники, людей в заложники, грабежи воинских частей и военных объектов, оскорбления чести и достоинства российского солдата и офицера начались не вчера. Идут они, по крайней мере, уже три года. С разной степенью активности. И вот вновь крайне напряжённая ситуация сложилась вокруг российских войск.

Вновь заявлены права на 23-ю дивизию в Гяндже.

Вывод частей и подразделений из Азербайджана, передача МО республики части техники и вооружений, вывоз членов семей военнослужащих проходят далеко не гладко. В частности, была предпринята попытка вывести с территории Азербайджана три части ВВС России - из Ситал-чая, Кюрдамира и Далляра.

 Из Ситал-чая удалось отправить по воздуху всю технику, имущество, личный состав и членов семей. Однако на аэродроме, по свидетельству очевидцев, возник пожар.

В Кюрдамире тоже обошлось более и менее: вынуждено оставили лишь один самолёт, не подлежащий восстановлению, и часть имущества. Но все объекты бывшего военного аэродрома тут же подверглись банальному разграблению местными жителями.

Наиболее драматично разворачиваются события в Далляре.

Тут выводу российской части ВВС активно мешают 700 вооруженных боевиков. Потому, что ещё остались на месте пять самолетов МИГ-25, одиннадцать СУ-24 и три военно-транспортных ИЛ-76, в которых находятся члены семей военнослужащих передислоцируемой российской части.

Обстановка в Далляре и сегодня остается напряженной. Как и в Кюрдамире, началось разграбление имущества аэродромно-технических объектов.

В то же время местные средства массовой информации не перестают твердить о том, что россияне, уходя из Азербайджана, оставляют за собой якобы "Выжженую землю"

А МО республики назвало это "грубой провокацией" России. полковник В.Гавриленко.

 

09.06.92г.08:15.

Лаборатория связной, в ТЭЧ АП. После дачи указаний, приступили к работе. Матушкин за начальника группы. 08:30 - По рулёжной дороге, на стартовую точку, выруливает МИГ-25. Включаю командную радиостанцию. Пилот запрашивает разрешение на взлет. Руководитель взлёт разрешает. После взлёта пилот докладывает, что на борту всё в порядке. 08:45 - Выруливает на стартовую точку второй МИГ-25. Я продолжаю свою работу, делаю переходное приспособление, для подключения шлемофона, при снятом кресле СУ-24РМ. Командная радиостанция включена. Всё как обычно. Радиообмен между руководителем полётов, и пилотом взлетающего самолёта, обычный. Пилот запрашивает разрешение на взлет. Руководитель взлёт разрешает. После взлёта пилот докладывает, что на борту всё в порядке. 09:00- Выруливает и взлетает третий МИГ-25; 09:15- четвёртый; 09:30- пятый; 09:45- шестой; 10:00- седьмой; 10:15- восьмой. 10:30- Выруливает на старт девятый МИГ-25. Пилот запрашивает разрешение на взлет. Точнее время, жалею об одном, не записал, хотя технические возможности у меня в лаб.были. Руководитель полётов молчит. Через минуты три, пилот повторно запрашивает разрешение на взлет. Руководитель ответил,-"Подожди, тут происходит, что то непонятное”. После пяти-восьми минутной паузы, руководитель полётов даёт команду пилоту, - "Прорули по взлетной полосе, зарули на стоянку и выключи двигатели”. Пилот выполняет указание руководителя полётов. 10:45- Начали взлетать вертолёты. В радиообмен, между руководителем вылетающих вертолётов, и пилотами, слышен посторонний голос, - "Следующий вертолёт, который взлетит, будет сбит, тут бойцы со стрелами!” Очередной вертолёт медлит. Руководитель полётов вертолётов, повышает голос, - "Я приказываю взлетать! ”Вертолёты спустя минут пять- десять, все уходят. Перелёт прерывается. В эфире восстанавливается тишина, я выключаю командную радиостанцию Первых посторонних, на территории ТЭЧ АП, я увидел где-то в 12:30. Когда мы с Ниной шли от старого здания ТЭЧ, к ангару. Впереди нас на расстоянии 30 метров, шли двое без оружия, одетые в камуфляжную форму. Они осматривали спец.автомобили, подвижной ТЭЧ. Мы поравнялись с ними в тот момент, когда один из них пытался выломать, форточку в кабине ГАЗ-66,чтобы открыть двери кабины. В этот момент, нам навстречу, из ворот ангара вышел замполит ТЭЧ, он видел, что посторонние взламывают форточку спец.машины. Он куда-то спешил. Я сделал движение, в сторону посторонних, чтобы помешать ломать стекло. Нина меня остановила, сказав, что тебе больше всех надо, зам. начальника ТЭЧ, им не мешает, а ты будешь ввязываться! Около самолёта ИЛ-76, стоявшего в кармане, начала ВПП. Стали собираться женщины с детьми, готовых к посадке в самолёт, для эвакуации. ВПП была к этому моменту заблокирована. На всей протяжённости ВПП, стояли самосвалы гружёные гравием. Впереди и сзади ИЛ-76-го, было свалено по самосвалу гравия. Я ждал вместе с собравшимися, около ИЛ-76, разрешение на вылет. Потому что, этим рейсом, я провожал Нину, с сыном. Вылет задерживался на неопределённое время. Временами я проверял обстановку в ТЭЧ. Проходил в здание ангара, поднимался не второй этаж. Проверял двери лабораторий. Все лаборатории были закрыты на замки. Посторонних и своих в здании ангара и лабораториях не было. С территории ТЭЧ, часть спец.автомобилей подвижной ТЭЧ, были вывезены. После очередной моей проверки, когда я зашёл в ангар, со стороны группы самолетного оборудования, вышел мародёр, с топором в правой руке, с засученными до локтей рукавами камуфляжной куртки. Он что- то кричал, кому-то. Когда я стал подходить к нему, сзади меня раздался голос исполняющего обязанности начальника ТЭЧ, капитана Макаревича.

Обращался он к мародёру, смысл которого сводился к следующему, подождите, это всё ваше, дайте нам уйти.

Сам при этом чуть ли не бегом устремился вверх по лестнице, на второй этаж, в свой кабинет.

 Как потом я узнал, он собрал пистолеты, личное оружие офицеров ТЭЧ, и закрыл в сейфе.

Обстановка поменялась, командование решило, не держать под своим контролем территорию и здание ТЭЧ АП.

На свой страх и риск, а может не сообразил, что одному, в сложившейся обстановке, опасно переносить такое количество оружия. Но к счастью, всё обошлось на этот раз благополучно.

 Мародёр вернулся в самолётную группу, я последовал за ним, ругая его за то, что он взломал сейф. Он взял кассетный магнитофон и ещё, какие-то личные вещи, которые начальник группы там хранил. Мародёр удалился, захватив топор.

Я прикрыл входную дверь, самолётной группы, зашёл в связную двери оставил открытой и стал ждать очередного мародёра.

Очередные, появились минут через десять. Они вошли в открытую дверь. Увидели меня, и видно было, что им было неловко. Я им сказал, давайте я проведу вас по всем лабораториям, вы возьмёте что вы нужно. Они согласились. В ламповой лаборатории на полу, один из них увидел автомобильный стартер. Попросил его. Я позволил ему его забрать. Осмотрев все лаборатории от которых у меня были ключи, и не обнаружив для себя ничего интересного, они заспешили к выходу.

Я проводил их за ворота ангара. Выйдя из ангара, я увидел, Наби Оруджавича, преподавателя по военному делу, школы им.Карла Маркса, которого я хорошо знал, и он меня тоже хорошо знал. Наби Оруджович, оказывается, был командиром батальона 861 пехотного полка. Он был с двумя вооружёнными автоматами бойцами. Я рассказал ему про мародёров. Он приказал бойцу, взять под охрану территорию ТЭЧ АП.И не допускать на его территорию никого посторонних, из местных. Вскоре небо покрылось облаками, пошёл дождь, женщины с детьми пошли в здание тренажёра. Потому, что вылет перенесли на следующий день, 10 июня. Я проводил Нину с сыном, ночевать в здании тренажёра, а сам вернулся в ТЭЧ, где в курилке, кормили бойцов. После того как бойцов покормили, Наби Оруджевич сказал мне, что снимает охрану ТЭЧ АП, и уезжает с бойцами в Кедабек. Он также сказал, если оставить без охраны ТЭЧ. Нет гарантии, что мародёры оставят всё целым. Я попросил его подождать, не снимать охрану, а сам пошёл в направление штаба полка, к командиру полка, что бы он принял решение в сложившейся ситуации. Я не знал где, находился личный состав полка.

Когда стал подходить к штабу полка, я заметил впереди, скопление военнослужащих, которые заходили и выходили под маскировочные сети, натянутые на столбах ограждений, вокруг ЗКП.

Охрану вход, внутрь проволочного заграждения, осуществлял офицер нашего полка, вооружённый автоматом. Недалеко от входа, с группой офицеров нашего полка, стоял полковник Синенко, командир полка.

Я подошёл к нему и сказал, - "На территории ТЭЧ посторонних нет, все ушли, надо выставить охрану”. Он ответил, - "Какой смысл, выставлять охрану, когда всё разграблено?"

Я ему сказал, что лаборатории не разграблены, только забрали некоторые автомобили, со стоянки ТЭЧ. Командир приказал, офицеру стоящего рядом с ним, чтобы нашли начальника ТЭЧ. Когда я посмотрел поверх маскировочных сетей, на возвышенность, которая возвышалась посреди. Я прошёл под маскировочными сетями. Взбираясь по крутому склону насыпи, не обращая внимание на то, что происходит вокруг меня. Когда я достиг вершины насыпи и подошёл к разъярённому Макаревичу, сзади которого стоял Мутовкин, и передал приказ командира полка, чтобы он немедленно подошёл к нему. И рассказал, с какой целью я подходил к командиру. Он пришёл в ярость. Я не буду воспроизводить всех, эпитетов и бранных слов, которые он обрушил не мою голову, приведу только суть. (Что ты здесь шатаешься? Иди домой! Сейчас стемнеет, придут десантники и тут начнётся кошмар!) " Посмотри туда!”– сказал он, и показал в направление стоянки самолётов. Я посмотрел по направлению вытянутой руки. Вижу СКП, домик эскадрильи СУ-24РМ. С правой стороны от домика вижу, на стоянке группу самолётов СУ-24РМ. Ничего необычного не замечаю. "Посмотри под колёса самолётов!" – уточняет он. Смотрю. И замечаю под каждым колесом, основных стоек СУ-24МР, притаившихся бойцов, с оружием на изготовке. Среди газовых отбойников, стоящими на грунте, позади самолётов, замечаю какое-то движение. Присмотревшись внимательно, вижу, там тоже бойцов с оружием, которые оборудовали себе огневые точки. Оглядываюсь в противоположную сторону. Опережая меня, и предвидя вопрос, Макаревич говорит, -"За забором, тоже оборудованы огневые точки”

Я перевожу взгляд вниз возвышенности на вершине, которой стою.

 Обвожу взором его склон вижу, по окружности, уступами расположены траншеи, прорытые ещё в мирное время, для обороны защищённого командного пункта (ЗКП).

Траншеи не в полный профиль, прорытые давно.

От времени и дождей брустверы размыты. Местами вовсе отсутствуют.

Где-то в подсознании промелькивает мысль в несерьёзности этих военных игр.

В которых пытаются убедить меня Макаревич и Мутовкин, а может себя самих.

 В траншеях вижу офицеров нашего полка, каждый занят своим делом. Кто-то принимает пищу, выданную сухим пайком. Кто-то перевязывает синей изоляционной лентой, два автоматных магазина, спаривая их, чтобы сэкономить время при перезарядке автомата. Кто-то спит, от усталости, прямо на дне траншеи, среди разбросанных повсюду пустых банок из- под китайской тушёнки, подстелив под себя какие-то бельё.

Ловлю себя на мысли,- первые же выстрел по этой возвышенности, уничтожат его защитников.

Спускаюсь с возвышенности, иду к выходу за проволочное заграждение вокруг ЗКП. Тороплюсь назад, в ТЭЧ. Проходя мимо здания тренажёра, возникает мысль зайти к Нине с сыном, где собираются переночевать они, вместе с другими женщинами и детьми гарнизона. Но надо торопиться в ТЭЧ, уже темнеет. Я застал Наби Оруджовича в курилке ТЭЧ. При моём появлении, он спросил у меня о результате. Я и сам не знал, какое решение примет командир полка. Мы посидели ещё минут двадцать, подъехала машина ГАЗ-66,на которой развозили ужин бойцам. Наби Оруджович снял охрану, и они уехали через южные ворота ТЭЧ. Я остался в курилке один. Уже совсем стемнело. Я включил ночное освещение на территории ТЭЧ. Сел в курилке и стал ждать. Вдруг я увидел в свете фонарей, заходящих на территорию ТЭЧ, офицеров вооруженных автомат Впереди строя, построенную в колонну по три, шёл капитан Макаревич. За ним в пешем строю, шли офицеры, с автоматами в положении на ремень, произвольно соблюдая интервалы и дистанцию. Колонна двигалась вольно, последние шеренги строя не отставали, а в темноте видны были торчащие над головами, стволы автоматов, в этом чувствовалась сила, способная защитить, от разграбления имущество ТЭЧ АП.

Я вышел навстречу. Перед калиткой входа, на территорию ТЭЧ, строй распался. Капитан Макаревич, шедший впереди строя, зашёл на территорию ТЭЧ, первым. Поравнявшись со мной, он со злостью и с каким-то отчаянием в голосе бросил фразу,- "Видишь, что ты натворил?” Он быстро прошёл мимо меня, стоявшего около курилки, в сторону ангара, офицеры последовали за ним. Через минуту они все скрылись в здание ангара. Я снова остался один, в темноте, обдумывая слова сказанные Макаревичем. В чём он меня обвиняет? Что я натворил? Разве не на него, возложены прямые служебные обязанности, принимать все меры вплоть до применения оружия, чтобы не позволить разграбить имущество ТЭЧ 882 ОРАП? Постояв немного, я пошёл вслед за скрывшимися за воротами ангара офицерами. Я подошёл к инструментальной, и посмотрел в сторону группы СД. Через открытые настежь, двух половинок дверных проёмов, я увидел нач. группы СД, который стоит у взломанного сейфа, и с возмущение в голосе, ругается не известно, в чей адрес обращается с жалобами." Здесь, в сейфе были мои личные вещи, и они пропали!”- возмущался он. Я не стал ему рассказывать, кто это сделал, прошёл мимо, поднялся на второй этаж. Я искал Сергея Матушкина, исп. об. нач. группы РЭО. Начальник группы к-н Васильев был в этот день в отъезде. Вскоре я его нашёл. Матушкин, по характеру человек не разговорчивый, но даже в его движениях я ощутил, какую-то враждебность в мой адрес. Он ничего не говорил, а рядом с ним сидящий офицер, упрекал меня, что я оторвал их от основных сил и если что-то с ними случится, это будет на моей совести.

 После этих слов, произнесённых молодым офицером, я ощутил огромную тяжесть ответственности, за их жизни Вольно или невольно, но своими действиями я их подвергаю опасности.

 Я лихорадочно в своём сознании стал обдумывать выход, если вооруженное столкновение всё же состоится. Я спустился вниз, вышел из ангара, и увидел в свете фонарей, двух бойцов с автоматами, стоящих на площадке, между спец. авт. подв. ТЭЧ. Я подошёл к ним, один из них стоял ещё днём, охранял территорию ТЭЧ. Он сказал мне, что их прислал Наби Орудживич, для охраны ТЭЧ, на всю ночь. Понимаю, что они будут стоять всю ночь, и кто его знает, что может произойти, в ночью в суматохе, если начнется стрельба. Я им предлагаю, в качестве караульного помещения использовать, помещение в старом здании ТЭЧ. Я знаю, что в старом здании ТЭЧ, уже было оборудовано караульное помещение. Я их веду, и показываю караульное помещение. Оно оборудовано сносно. Стоит кровать, где можно одному поспать. Стоит рабочий телефон, по которому можно позвонить. Бойцов всё устраивает. Я их предупреждаю, что на территории ТЭЧ, здание ангара и лаборатории, охраняют офицеры нашего подразделения. Убедившись, что они меня правильно поняли, и не будут поднимать стрельбы, без веских на то причин, возвращаюсь в здание ангара, где тридцать минут назад, молодой офицер возложил груз ответственности за их жизни на мои плечи. Захожу в здание ангара, проверяю створки ворот, фиксирую внутренние запоры створок ворот. Прикрываю входную дверь ангара, не закрывая на щеколду изнутри, чтобы можно было свободно зайти и выйти. Окидываю взглядом внутреннее пространство ангара. Внутреннее освещение ангара полностью включено. Думаю, пустое пространство помещения ангара, мало пригодно для оборудования огневых точек. Одновременно предполагаю, что если даже их оборудовать, то нет пути отхода. На окнах ангара решётки. На входе около инструментальной можно оборудовать две огневые точки, которые могут в совокупности, контролировать всё пространство ангара, включая и окна.

Дохожу до инструментальной. Поворачиваю направо, двери самолётной группы открыты настежь, в ярком освещении внутри помещения вижу, за двумя столами, составленными друг к другу в длину, плотным кольцом сидят офицеры. На всём пространстве столов, в зрительной моей памяти запечатлелись банки от китайской тушёнки, и сидящие вокруг столов офицеры. Я не мог предполагать в тот момент, проходя мимо самолётной группы, что спустя полтора месяца, когда вернусь в эту же точку, увижу эти же банки, стоявших на тех же местах, и издававшие зловонье, от которого перехватывало дыхание. И мне придётся самому, убирать с этого стола, протухшие консервы, этого ужина. Прошёл под лестницу к окну. Окно заделано наглухо, через него невозможно проникнуть ни снаружи не изнутри. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, обнаруживаю на площадке между пролётами лестниц, небольшое слуховое окно, через которое можно было покинуть, в случае необходимости здание ТЭЧ незамеченным. Нашёл Матушкина, рассказал ему об обстановке на текущий момент. Когда стал рассказывать, что показал бойцам, караульное помещение в старом здании, молодой офицер, снова стал меня ругаться, на этот раз, что их оставил без телефонной связи. По его словам, телефоны в кабинете начальника ТЭЧ, и караульном помещении запаралелены.

И у бойцов находящихся в караульном помещении есть возможность, прослушивать телефонные разговоры. Снова поставлен в тупик, этим молодым офицером. Немного подумав, зову Матушкина пройти на первый этаж. Когда мы проходим мимо слухового окна в пролётах лестниц, показываю ему путь, через который можно покинуть здание незамеченным.

Веду его в связную, подвожу к командной радиостанции, рассказываю ему, как можно организовать радиосвязь, если они будут заблокированы в здании ТЭЧ.

В сейфе у нач. гр. РЭО, храниться аварийная радиостанция Р-855УМ. Матушкин приносит её. Мы проверяем радиосвязь связь.

 Аварийная частота 125,5 МГЦ, всем доступна.

На этой частоте, настроены все аварийные службы земного шара. И нет гарантии, что в нужный момент, на этой частоте не окажется противоположная сторона. Проверку связи мы проводим быстро, включая на передачу радиостанции, на долю секунд. Когда мы с Матушкиным обговорили, время и фразы, которые он должен был произнести в эфире если у них обстановка спокойная, я стал собираться домой. Рабочий день мой давно закончился, семья моя ночует в здании тренажёра. Голодный, обед который я с собой взял на работу, в моём портфеле, не тронутый, не было времени перекусить. Неизвестность обстановки дома, в нижнем военном городке, тоже заставляла меня торопиться домой, в Шамхор. Захватив радиостанцию с собой, выхожу из ангара, по пути, на улице столкнулся с кем- то из наших офицеров. Зашёл в караульное помещение, в старом здании ТЭЧ.

Убедившись, что вся спокойно, пошёл в направлении проходной. Проходя мимо ворот ОИР, и склада АТИ, на территории склада в свете ночного освещении территории склада, увидел часового с автоматом, в положении для стрельбы стоя. На проходной ОИР, через смотровое стекло пробивался свет. Впереди на проходной гарнизона стояла небольшая группа людей, ждущих попутного транспорта, в Шамхора. Подошёл к ним. Среди стоявших, в ожидании попутного транспорта были несколько офицеров нашего гарнизона, гражданские рабочие, тоже нашего гарнизона.

Все молчали, обдумывая события прошедшего дня, очевидцами и участниками которых, они стали. Когда добрался домой, подошёл к своему подъезду, и посмотрел на балкон нашей квартиры, то увидел настежь открытые две половинки дверей, на углах балкона лежат две пуховые подушки, выставленные Ниной на просушку, перед выходом на работу с утра и, предупредив сына, если будет собираться дождь, чтобы он убрал их. Но события этого дня, изменили понятия, что важнее, она приехала за сыном, быстро взяла, приготовленные заранее вещи, забрала сына, забыла занести подушки и закрыть балконные двери. И только под самолётом, когда началась гроза, она вспомнила про них. Я зашёл домой, прошёл на балкон, хотел занести подушки домой попробовал поднять, и понял, что после прошедшего ливня заносить их уже не стоит. В нашей квартире никто посторонний не побывал. Соседи уже спали. До времени выхода Матушкина в эфир, оставалось 20 минут. Подготовил радиостанцию, стал ждать, перехватывая на ходу пищу, чтобы не пропустить сеанс связи. В назначенное время, включил радиостанцию. В шумах эфира, услышал, голос Матушкина. Слов на фоне шумов разобрать было трудно. Ему ответил. Подождал пять ми